Нас вывозит Христос!

«Только глянешь из окна:  на дворе стоит весна…»
(Овсей Дриз)

Аминь и аллилуйя! На дворе и правда весна. Что бы с нами ни творили гнусные и грустные зимы наши, недолговечны их кабала и опала! В который уж раз прошла зима, и к нам, с клейкими весенними листочками и голубым небом, идет светлый праздник Христова Воскресенья, кому неся освобождение от холода, кому от тоски, кому от сумы, а кому и от тюрьмы!

На дворе весна и Пасха. Народ некнижный и простой на радостях, от полноты жизни, будет кричать «Христос воскрес», нащупывая рукой чарку и шкварку. Народ духовный, и потому ой как непростой, хоть и приговаривает: «А мы так, в простоте…», степенно проговорит те же великие слова: «Христос воскрес», нащупывая дверную ручку родной своей церкви и свою походную Библию.

Если кто из наших читателей чарку и берет, то делает он это не на углах улиц, а надежно затворив дверь свою и без разудалых криков: «Эх! Хорошо пошло!» Посему в этот интим мы соваться не будем — все Конституции, если кто не в курсе, провозглашают «право на защиту от незаконного вмешательства в личную жизнь».

А вот в Библию глянем. Для верующего отпраздновать Пасху, не заглянув в Библию — то же самое, что для неверующего отпраздновать тот же праздник, не разбив яйцо и не заглянув в бутылку.

Открываем. Где там у нас про Пасху? Первое Евангелие, первая пасхальная глава… Читаем:

«Когда Иисус окончил все слова сии, то сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие.

Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф. 26:1–5).

Прочитали. Глаза закатили. Ручки набожно сложили и «напоказ долго молимся»: «Христос! Ради нашего спасения Ты принял муки, Ты пошел на смерть, на Тебя плевали, Тебя били…»

Иногда полезно в молитву сразу после чтения Библии не бросаться, а хоть немного подумать над прочитанным. Так вот по  первым пасхальным стихам из Матфея у меня есть пара вопросов:

Кто плевал на Христа? Кто Его бил? Кто заварил всю эту подлую кашу убийства Праведника за праведность?
Ответ у нас, конечно, от зубов отскакивает: «Он самый — враг рода человеческого, сатана с духами злобы поднебесными».
Так же бойко тараторили как-то раз в ответ на подобный вопрос парень с девушкой:
«И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: «Где ты?»
Он сказал: «Голос Твой я услышал в раю, Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?»
Адам сказал: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел».
И сказал Господь Бог жене: «Что ты это сделала?» Жена сказала: «Змей обольстил меня, и я ела» (Быт. 3:9–13).
«Невиноватая я! Змей обольстил меня!»

Змей змеем. С ним у Бога разговор особый (озеро огненное змею светит). Но хуже змеев, чем мы сами, свет не видел. Злейший враг рода человеческого и Бога — сам человек, образ и подобие Божие.

Кто брал Христа в саду Гефсиманском? Кто охранял Его? Кто водил к Пилату и к Ироду? Кто голосовал за Варавву против Христа (единогласно, заметьте)? Кто гвозди забивал и крест поднимал, исполняя приказ начальника и волю народа?

Змей? Черти с рогами? Барабашки?

Чудес там не было. Леший по Голгофе не бродил, русалка на ветвях гефсиманских олив не сидела. Бродили и сидели там ЛЮДИ, безрогие, бесхвостые и бессердечные человеки, ничем не отличающиеся по устройству тел и душ своих от нас.

Правда, кто-то может возразить, что Христа распинали люди гадкие, нехорошие и уж во всяком разе не христиане.

Но это возражение несерьезное. Товарищ или не знает, или не хочет знать, что во дворе первосвященника собрался цвет иудейской нации. Это потом слово «фарисей» стало ругательным. Это потом из них сделали «пиратов I века».

А во времена Христа это слово было ко многому обязывающим званием. Чтобы тебя обозвали фарисеем, нужно было ой как над собой поработать! Да, перегибы на местах наблюдались. Но в целом первосвященники, книжники и старейшины народа были людьми почтенными, достойными и уважаемыми, и от полного морального падения народ еврейский во многом удержали именно те самые фарисеи. И когда Христос вовсю чехвостил книжников и первосвященников, но ни разу не читал проповедей о вреде пьянства, курения и рок-музыки, то народ от этого ошалевал именно потому, что громил Сын Божий «хороших». Если бы фарисеи были исчадиями ада, никто бы рот в изумлении не разевал, тогда бы Христос ничего нового не сказал.

Дело все как раз в том, что фарисеи и книжники ни одного служения не пропускали, десятину (а точнее, даже где-то 30%) платили исправно, шекель в шекель, ефу в ефу, молились не только дома, но и на углах улиц, и только о Боге и говорили. А уж Библию то (Ветхий Завет) очень многие знали наизусть. Так что не тем бы, у кого памяти всего и хватает, что на стих Ин. 11:35, на фарисеев батон крошить.

Получается, что план убийства Христа задумали и привели в исполнение приличные, набожные люди. Про змея всего только и сказано, что он вошел в Иуду для того, чтобы тот исполнил всего только одну детальку этого плана — помог опознать Христа во тьме Гефсиманского сада. Не было бы Иуды — как-нибудь выкрутились бы. Если человеку кого-то нужно взять — он возьмет. «Если есть тот, кто приходит к тебе, найдется и тот, кто придет за тобой».

Вон один неглупый человек даже сказал: «Я думаю, что если дьявол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию». И мне кажется, что этот человек (Ваней Карамазовым звали) поближе был к истине, чем те, кто распевает: «За Евангельскую веру, за Христа мы постоим» и клянет во всех грехах сатану, о себе распевая иные песни: «А мы тут ни при чем, совсем мы ни при чем».

Так что сатана вполне мог бы КАЖДОМУ из нас, ухмыляясь, по-смердяковски сказать: «Главный убивец во всем здесь единый выс, а я только самый не главный, хоть это и я убил».

Вы-с Христа убили! И убили с одной стороны нагло и дерзко, плюя на Бога и Божье и купаясь в своей гадости, грехах и гордыне, но тут же боясь, «чтобы не сделалось возмущения в народе» — чтобы в церкви на Пасху очи закатить посмиреннее и выдать себя за героя веры, молясь за  несчастных грешников, которые уже тем грешники, что не такие, как мы.

И не будет никакого смысла в наших богослужениях, тем более пасхальных, если мы своей причастности к убийству Христа, своего подстрекательства к этому не признаем в сердце своем так, чтобы сердце это не выдержало и разорвалось — и из каменного стало плотяным, живым.

Бог ждет… Он еще несколько тысяч лет назад нас спросил про наши пасхальные служения и ждет ответа на ясно сформулированные вопросы:

«Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?
Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование!
Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их.
И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови» (Ис. 1:12–15).

Полны… И тут не про Раскольникова, не о том, как он отмывал кровь с сапогов и лохмотьев своих. Не было на свете Родиона Романовича, его Федор Михайлович выдумал. Это мы смываем к воскресным и пасхальным служениям кровь Христову с рук, дубленок и Библий. Смываем жидкими мылами и шампунями. А смыть ее можно одним-единственным моющим средством — кровь Христова смывается только самой же кровью Христовой. Но для этого нужно признаться, что «вы-с главный убивец во всем здесь единый». «Вы» в смысле вы, и «я» в смысле я. КАЖДЫЙ лично убил Христа, и КАЖДОГО лично спасает Христос.

Но тут есть одна загвоздка. Одна, но большая, ужасно большая, просто огромная, непреодолимая.

Когда до нас действительно доходит великая и страшная истина о великой и страшной вине нашей, о страшном грехе нашем — о том, что мы убили и убиваем Сына Божьего, о том, что мы перечеркиваем образ Божий в душе своей, о том, что мы лицемеры и волки в овечьей шкуре, о том, что, какой грех ни возьми, он, как бы это удивительно ни казалось на первый взгляд, окажется нашим, родным, — то поневоле может показаться, что выхода нет.

Да, Бог через пророков, апостолов, проповедников и совесть подводит нас к покаянию, и, кроме как в покаяние или в погибель, другого, т. е. третьего пути нет, но ведь покаяние, если оно искреннее, если с признанием и осознанием своей дьявольской вины, это тоже вроде как не выход. Это просто подпись под протоколом: «С моих слов записано верно, мной прочитано».

Глянув своему греху в глаза, а значит ужаснувшись ему, в пляс не пустишься, на небесную перекличку, чеканя шаг, бодро махая руками и разрывая рот улыбкой, не замаршируешь. Когда приходит настоящее покаяние, не плясать, а выть охота, выть по-звериному, без слов и мыслей, ноги не маршируют, а трясутся даже в лежачем положении, руки висят, как плети, а губы рвутся в других гримасах — от невыносимой боли, а не от неудержимой радости.

А ведь есть она в Библии, радость. Более того, заповедано даже, то есть чуть ли не приказано: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь» (Флп. 4:4). И получается, что не радоваться — это опять же выходит грешить.

Так где же выход?  Неужели радоваться может только тот, кто плевать хотел на все эти покаяния, исповедания и признания, кто, вытаращив бесстыжие глаза, говорит, что он понятия не имеет, в чем ему каяться, кто никакой за собой вины ни в мелочах, ни в убийстве Христа в упор не видит?

Берем Библию. Читаем дальше…

Вслед за словами о том, что это мы, люди, «положили… взять Иисуса хитростью и убить», у Матфея идет рассказ о женщине, вылившей на голову Христу алавастровый сосуд с миром. Интересно, что это произошло неделей раньше. Вот я и думаю: уж не для того ли нам Матфей напоминает об этом удивительном случае, жертвуя последовательностью событий и прерывая их ход, чтобы уберечь нас от прыжка (или сползания) в омут отчаяния, в которое переплавляется истинное, глубокое, скорбное покаяние наше в самых страшных, самых грязных грехах наших?

«Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову.
Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим.
Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению;
Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф. 26:6–13).

На этой странице дословно исполняется пророчество, данное Самим Христом. Может кого-то утешит, кого-то встряхнет, а кому-то поможет задуматься уже этот факт. Не черные буквы на белом экране перед глазами вашими, а чудо. То, что Христос сказал в узком кругу две тысячи лет назад, исполняется слово в слово для вас — сказано слово в память женщины, совершившей странный поступок в очень далекой от нас стране и в очень далекие времена.

Но это не все. Пророчество не есть заклинание (произнесение или печатание слов ради произнесения и печатания), пророчество не есть побасенка (на потеху почтеннейшей публики). Любое пророчество есть палочка-выручалочка, протянутая нам из глубины веков, а точнее даже, из самой вечности, чтобы нам было за что схватиться, если мы всерьез глянули в свою душу, открыли там злодея (злодейку), и у нас земля из-под ног уходит.

Вот он, выход для убийц Христа! В нехронологичном и нелогичном эпизоде Евангельской истории.

Что трата женщины была нелогичной, ученики заметили сразу. Сколько мог бы разумный, расчетливый ученик Христа добра сделать на эти деньги! А деньги были немаленькие — триста (см. Мк. 14:5) дневных зарплат солдата или частного предпринимателя. Если считать, что уважающий себя человек с большими запросами и целями меньше чем за 50 долларов в день горбатиться не станет, то получаются, как говорил Райкин, сумасшедшие деньги: 50 х 30 = 1500 долларов.

Русские моряки у Вознесенского очень по-русски пели:
«В море соли и так до черта,
Морю не надо слез.
Наша вера верней расчета,
Нас вывозит авось!»

Вера и в самом деле верней расчета. Тут Андрей Вознесенский прав на все сто процентов, прав интуитивным прозрением Божественной истины.

Правда, есть вера-расчет. Это когда человека напужают пеклом и он подумает: «А ну ее, эту геенну огненную! Лучше в церкви помучаюсь, зато жариться в аду не буду». Или когда вместо кнута пряником в свое стойло загонят — пряником земным (работа в церкви, гуманитарка, паломничества на заграничные конференции) или небесным («не видело ухо и не слышал глаз»). Но вера ли это?

Есть брак по расчету. Но брак ли это? Брак-то, может, и брак, но фиктивный, то есть дефективный. Человек женится на деньгах, на квартире, на машине, а не на человеке. Вера по расчету — это брак со спасением от пекла, с раем, с вечной жизнью, но не с Христом.

Когда вступают в брак с Христом, ради Него жертвуют всем. Или хотя бы многим. Хотя бы полутора тысячами долларов. Потому что под венец идут по любви, а не по расчету. Тут расчет другой — подбить все бабки и отдать, ухнуть ради Возлюбленного! Кто последнюю лепту отдавал Христу, кто триста динариев, кто вчетверо всем, кого обидел… а кто заплакал горько и пошел к своему богатству. А кто-то даже и не плакал, а пошел к своим копейкам вприпрыжку, с животной радостью.

Поступок женщины с алавастровым сосудом был нерасчетливым, нелогичным, неэкономичным. Но она и не думала ничего рассчитывать и высчитывать — она возлюбила. И сказано Христом о другой женщине, которая сделала то же самое: «Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит».

«Где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала».

Зачем сказано будет в память ее и о том, что она сделала?

А затем, чтобы до нас дошло, что выход из тупика истинного покаяния и признания своей вины — не в браке по расчету и по отчету, а в бессмысленной, безотчетной и нерасчетливой, транжирской любви ко Христу. Выход в том, чтобы, не выторговывая ничего у Христа и не очень-то прислушиваясь к расчетливым ученикам-плановикам, делящим небесные портфели, идти ко Христу, за Христом, нести Ему все, что имеешь, когда ученики, побросав портфели небесные и земные, в страхе разбегаются, в том, чтобы приходить ко кресту Господню, ко гробу Господню и знать, что…

Наша вера верней расчета,
Нас вывозит Христос!